Схватка

Е. Устиев

Трое изыскателей, отклонившись с пути, забрели в непроходимый кустарник на пологом сухом склоне долины. Их ладони залепила быстро чернеющая смола. Каждый шаг взвивал тучи едкой серо-желтой кедровой пыльцы. Бесчисленные лапы стланика хватали за руки, одежду, хлестали по голове, выворачивали из суставов ноги и грозили выколоть глаза. Неподвижный зной, воздух, жажда, удушливый запах смолы и назойливое жужжание комаров истощали силы и одурманивали усталостью... Васин, закинув за спину непрерывно соскальзывающее ружье, первым пробивался сквозь упругую зеленую стену. Следом, то охая, то ругаясь, шагал топограф. Рабочий отстал: на нем подвязанные веревками толстые резиновые калоши с грубо рифленой подошвой — чуни; веревки то и дело цепляются за корни, и, тщетно хватаясь за предательски податливые ветки, Андреич поминутно падает.

Неожиданно кусты слегка расступились, и измученные люди вздохнули свободнее. Как будто бы самое неприятное пройдено; сейчас покажется край этой проклятой чащи. Они набрели на заброшенную тропинку. Как странно, в атом безлюдье — и вдруг кем-то проложенная тропа! Правда, она плохо утоптана и уж очень вьется между кустами, но идти все же становится легче...

Тропинка убегает в густую тень сомкнувшихся ветвей. Приходится склоняться в три погибели под нависшим зеленым сводом. Видно, по тропе очень давно не ходил человек. Человек? А ведь, пожалуй, это не человечья тропа! Звериная? Ну конечно звериная! Как эта мысль сразу не пришла им в голову! Человек всегда идет по прямой, а здесь такие вавилоны! Впрочем, не все ли равно, человечья или звериная, лишь бы легче было идти!

Вдруг за корнями большой лиственницы что-то сильно затрещало. Люди замерли. На крошечную поляну выскочила большая бурая медведица; за ней шариками выкатились два светлых медвежонка.

Прежде чем шедший впереди Васин опомнился, медведица рявкнула и двумя молниеносными шлепками отбросила взвизгнувших медвежат в кусты. В ту же секунду она круто повернулась и, встав на дыбы, заревела. Вы никогда не сталкивались с разъяренным медведем? Это очень страшно. Леденящий душу гортанный рев сотрясает кинувшееся на вас громадное чудовище. С низких органных нот рев переходит в раздирающий нестерпимый визг, от которого вздрагивает каждый мускул и съеживается каждый нерв. Вот медведь уже над вами. Всеми клеточками своего тела вы чувствуете гибель. Взметнувшаяся для удара гигантская лапа с когтями длиннее наших пальцев сейчас размозжит голову. Конец! Лишь чудо может избавить от верной смерти! Чудо, либо мужество и опыт. На миг отпрянув, Васин увидел искаженное ужасом лицо тонографа... и вспомнил, что оба его товарища без оружия. Тогда он сорвал с плеча двустволку и, похолодев, шагнул навстречу зверю.

Поднявшись над ним ревущей горой, медведица взмахнула лапой. Чудовищная сила вырвала ружье; вдребезги расщепленное ложе и завертевшееся винтом дуло полетели в кусты. Следующим ударом — к счастью, его мощь была уже ослаблена — медведица задела Васина по голове и тут же навалилась на него. Падая, он не чувствовал ни боли, ни страха перед смертью, а лишь физический ужас перед этим ревущим чудовищем с красной оскаленной пастью, из которой клоками летела пена. Слабый крик о помощи захлебнулся в крови...

Опасность и страх по-разному действуют на людей. Андреич шел последним, и в этот роковой миг ничто ему не угрожало — ярость зверя всегда устремлена в одном направлении; именно это придает атаке бешеную силу и стремительность. Страх не рассуждает и не выбирает путей. Бросив единственное оружие — геологический молоток, человек кинулся бежать. Он летел птицей, скользил ужом, кувыркался мячиком и протыкал цепкие кусты стланика, как ядро. Когда не больше чем через полчаса он свалился между палатками, его никто не узнал. На земле лежало нечто залепленное грязью, окровавленное, оборванное, мычащее; лишь вглядевшись в полуголого безумца с вытаращенными глазами, в нем узнали Андреича. Ледяная вода, которой его окатили, и большой глоток спирта вернули Андреичу речь.

2009